Петр Шелохонов

Мой друг Петр Шелохонов

Я думаю, что имею право писать
воспоминания "Мой друг Петр Шелохонов".
Петя был моим самым близким другом.

Иван Краско

Бывают такие встречи:
– Здравствуй!
– Привет!
И как будто мы знали друг друга всю жизнь. Не просто актеры – скорее, братья. Петя был 29-го года рождения, а я 30-го. Друг друга мы знали до мелочей. Я знал: такие, как Петя Шелохонов, никогда не предадут. Мы всегда были предельно откровенны друг с другом, знали, что все останется между нами.

Настоящий мужик, талантище… Сколько он сыграл по-настоящему хороших ролей! Впервые увидев Петю на сцене в спектакле «Две зимы и три лета» в театре «Ленком», я сразу сказал: «Какой хороший артист!» Тогда мы встретились и с тех пор были не разлей вода. На гастролях жили всегда вместе, по-братски. Потом, когда наш статус укрепился и мы оба получили звания заслуженных артистов, нам давали уже отдельные номера, но все равно – всегда рядом.

Нас многое сближало. Рано умерли родители. Я жил с бабушкой, а Петя был беспризорником. Летом 1941 года одиннадцатилетним мальчишкой Шелохонов оказался в фашистской оккупации: немецкие танки прошли по Белоруси и снесли все: дома, школы, фермы. Все сгорело. Он жил в стогах сена, бродяжничал, скрывался в лесу у партизан. Его схватили полицаи, но он бежал, получил ранение в лицо, но спасся. После войны мы оба служили на флоте. Еще и поэтому мы отлично понимали друг друга с первой встречи. Увиделись, и сразу возникло это чувство – братья.

Петя Шелохонов – это сама доброта, щедрость необычайная, какой-то особенно светлый, душевный и удивительно нежный характер, а внутри – крепкий стержень, закаленный трудным детством и войной. Я должен сказать, что таких друзей в театре бывает очень немного.
Если человек с тобой во многом совпадает - значит соединяет вас что-то самое главное. Соединяет навсегда. Это счастье – иметь такого верного друга и партнера по жизни. И на сцене мы были партнерами. В спектакле «Смерть Иоанна Грозного» из трилогии о царях А. Толстого Петя играл боярина Никиту Романовича Захарьина-Юрьева, а я – Василия Шуйского. Эти персонажи совершенно разного нравственного содержания. Шуйский – придворный интриган, который стремится к власти, а Никита Романович, основатель династии Романовых, – благородный князь, который очень любил своего племянника – царя Федора Иоанновича. Его любовь – как бы противовес жестокости Ивана Грозного. Володя Особик, игравший царя Федора, и Петя, игравший Никиту Романовича, в жизни очень уважали друг друга. Поэтому на сцене у них был незримый для постороннего глаза союз. Я видел, что Никита Романович (Шелохонов) старается поддержать царя Федора (Особика), и этот забитый царь видит пример человеческого достоинства в нем, а не в своем отце, Иване Грозном.

Петя так играл свою роль, что, смотря на него, я даже иногда забывал про свою… В роли Захарьина-Юрьева Шелохонов выразил свое отношение к тому, что происходило тогда в обществе и вокруг нас. Мы не были диссидентами в прямом, обычном смысле этого слова, но в наших душах и мыслях было очень многое… Именно в этой роли Петя выразил свои скрытые чувства. Если я свой протест показывал лишь неприязнью к персоне Шуйского, то у Пети он выражался в высоком чувстве собственного достоинства, в его очевидном благородстве. В пьесе Толстого заложены философские проблемы отношений власти и человека, и в нашем спектакле это тоже присутствовало. Но одно дело заложить, а другое – сыграть на сцене так, что зрителю передается чувство необходимости свободы. Шелохонов был очень силен в этой роли. Сыграть благородного боярина так, чтобы в нем увидели образ независимой личности, способной сохранять индивидуальную свободу в несвободном обществе, – для этого надо быть действительно большим актером. Иван Грозный – диктатор, а Захарьин-Юрьев – спаситель. Наш спектакль, поставленный Рубеном Агамирзяном в театре Комиссаржевской, проводил опасные исторические параллели. Иван Грозный делал с людьми то, что впоследствии повторилось при советском строе. И в этой ситуации Шелохонов в роли Захарьина-Юрьева не боялся открыто сказать царю все, что думает, и сам Иван Грозный вынужден был признавать его правоту.

Это было мужество, которое всегда дорогого стоило, а в то время – особенно. Даже в окружении Сталина были такие люди – можно меня уничтожить, но согнуть меня нельзя, свои убеждения я выскажу, чего бы это мне не стоило... Именно так Шелохонов играл свою роль.
Воздействие искусства огромно, и зрители видели, что подстраиваться –  это одно, а вот сохранить себя в таких рабских условиях и не согнуться... Шелохонов нес зрителям свое понимание, свои чувства. Он имел все основания играть именно так эту роль. На гастролях в Иркутске нас пригласили на телевидение. Петя в этом городе в свое время окончил театральное училище и работал в театре. Передача называлась «У нас в гостях актер Петр Шелохонов». О его актерской работе в трилогии о царях я сказал так: Шелохонов создал образ человека с твердым характером, без слабостей, без пороков. Такой не позволит себя согнуть и направить в погоню за властью и корыстью, ему это не нужно, всё это – тщета для него. А вот жизнь человеческого духа – это вершина. Петя мне потом признался: «Ты подсмотрел главное, что я играю». Так же глубоко он играл чеховского Иванова, Платонова в спектакле «Океан», Сэма в постановке Питера Устинова «Фотофиниш» и другие роли.



Так он играл и Гамлета. «Быть или не быть?» – вопрос каждого актера при выходе на сцену. И таким было главное кредо Шелохонова. Он не просто играл свои роли, он действительно становился каждым из своих персонажей. По Шекспиру «актер есть летопись и воплощение своего времени». Зритель не поверит, если я как актер что-то изображаю вопреки тому, что исповедую. Но то, что прожито мной, выстрадано, – это я передаю зрителю спокойно, уверенно, как это делал Петр Шелохонов, который говорил: «Ничего не надо изображать – надо быть».
Актер выходит на сцену, и сотни людей в зале замирают и ждут. Актер держит паузу, в его власти – пространство и время. И всё получается, все складывается, и потрясенный зритель ахает: «Вот, оказывается, как!»

Не быть – это трагедия, быть – великая победа. Нам с Петром Шелохоновым удавалось быть.
Мы объездили весь Советский Союз с гастролями и много повидали... Тогда мы не ставили задачу что-то изменить, но помогали людям задуматься. От того, что нас в жизни не устраивало, мы находили спасение в творчестве и в общении друг с другом. Тогда в СССР царили запреты и цензура, основные свободы и права человека были уничтожены, разгромлена церковь, но театры оставались островками живого свободного общения, куда люди могли уйти от неразрешимых проблем советской реальности, получить глоток свежего воздуха. Наши спектакли будоражили умы многих тысяч зрителей.

В 70-х Шелохонов исполнял главную роль - Судакова в спектакле «Гнездо глухаря» по пьесе Виктора Розова, где иронично и верно была показана ложь обещаний о победе коммунизма в СССР. В этой роли он показал лицемерие чиновника, который живет двойной жизнью и старается отгородить свою семью от проблем советской действительности, где власти притворялись, что заботятся о народе, а народ притворялся, что работает. В спектакле была и библейская мудрость Экклезиаста, и пародия на суету советской пропаганды, и сарказм «побега в Болгарию» от осточертевшей всем советской уравниловки и распределения благ по блату. В финале с неподражаемой иронией Шелохонов произносил свою последнюю фразу: «А вообще, живем мы хорошо!» –  но зрители, прекрасно воспринимавшие все намеки, правильно понимали эти слова – и зал взрывался аплодисментами.

Я очень любил работу Шелохонова в спектакле по пьесе Г. Горина «Тот самый Мюнхгаузен». Одному-единственному актеру из всех удалось «схватить» дух ребячества, фантазерства. Это был Петр Шелохонов. Он играл слугу Мюнхгаузена. Какая у него была прыгающая походка! Это было невообразимо! (У него была вообще необыкновенная пластическая легкость, на каждой репетиции он что-нибудь придумывал, импровизировал.) Позднее, посмотрев одноименный фильм Марка Захарова, я понял, что именно Петя постиг суть пьесы. Он понял ее жанр и блестяще передавал на сцене весь гротеск и весь пафос духа человеческого.

На сцене Шелохонов был совершенно свободным– и эмоционально, и пластически. Он никогда не забывал текста, вообще не испытывал каких-либо затруднений на сцене, работал четко и исключительно профессионально – был настоящим АРТИСТОМ. А еще он всегда помогал партнерам, увидев их заминки, сложности в игре. Так, в спектакле «Продавец дождя» по пьесе американского автора Ричарда Нэша, заметив напряженность актеров, Петя прямо на сцене тихо сказал: «Вы играете американцев? Зачем?» И все сразу встало на свои места, актеры заиграли естественно, правдиво. Их лица, костюмы, образы, сценические движения – все соединилось в целое, в ансамбль. И я потом с восторгом и легкостью играл свою роль, потому что Петя Шелохонов подсказал: «Да не играй ты американца!»

Это мог только большой мастер –  и вести свою линию, и видеть всех, кто играет в этот момент рядом с ним. Шелохонов мог на сцене подойти к партнеру, спросить: «А вы кто?» при этом не меняя рисунка спектакля. На мгновение получалась некая передышка в спектакле, и всем становилось легче. Как ему это удавалось – загадка. Он импровизировал, а результатом импровизации становилось то, что он «встряхивал» актера:  «Ну, будь ты живым! что ты, как муравей, затвердил свою роль?» Петя делал это так естественно и легко, что зритель ничего не замечал, зритель думал, что так и надо.

Были у него еще и другие, собственные методы – он контролировал сцену своим взглядом. Например, ведет Петя свою роль, а сам глазами показывает актерам : «Внимание!» Сразу возникала общая связь - так он всех на сцене объединял и помогал держать общий ритм спектакля, его дыхание. Или возьмет меня за руку на сцене да как-то повернет по-особенному – оп! – и все пошло дальше легко и по-другому. У него получалось переключать нас прямо на сцене: «Ты не работай, ты живи!» Он удивительно точно и тонко чувствовал партнеров и любил их, помогал им, на сцене был органичен как никто.

А как Петя мне помог, когда я пробовался на роль грузина в фильме «Колесо любви» Эрнеста Ясана! Я загримировался, побрил голову, приклеил брови и вышел в коридор «Ленфильма» вместе с Ясаном. Навстречу идет Петя Шелохонов. Я только хотел сказать «Привет, Петруша!» – как вдруг, к моему изумлению, он говорит Ясану: «Наконец вижу настоящего грузина!» Я думаю: «Ох, как он меня ловко разыгрывает! Ну-ну, подыграю!» А Шелохонов меня спрашивает: «Вы из какого города?» Он рядом стоит и меня не узнает. Я говорю с акцентом: «Из Кутаиси!» Не узнает! И тогда я говорю: «А ты, Петя, все еще в Комиссаржевке?» Он был поражен: «Ты? Иван?!»… Я сразу обрел полную уверенность, был утвержден на роль и уже знал, как я буду ее играть – не без Петиной помощи. Обмануть актера – это редкое дело, счастливый случай.

Сам Шелохонов умел делать такие розыгрыши, что многие помнят. Еще в 1970-х мы в театре отмечали какой-то юбилей. Поговорили, потом разошлись по группкам. Все тихо. И вдруг возглас «Телеграмма!» Мы удивились: «Откуда еще?» – «Куба, Фидель Кастро. Восхищен, жду встречи. Команданте». Стоял хохот! А потом пошли телеграммы из Кремля, из Вашингтона и даже из Бермудского треугольника. Таких веселых розыгрышей Петя устраивал много. Он по сути своей был народным артистом. И свои дни рождения праздновал обычно на гастролях, организуя все весело, красиво и с безупречным вкусом даже в ту эпоху тотального дефицита и запретов.
Петя был заядлым рыбаком. Однажды он наловил много рыбы и, договорившись с поварами в ресторане, устроил нам великолепный пир. Тогда действовал закон о борьбе с алкоголизмом, но какой же стол без спиртного у русского человека? Добыв «запретный плод», Петя еще и не сразу ставил добычу на стол, а разыгрывал нас, заставляя искать напитки в самых необычных местах.
Чувство юмора у него вообще было потрясающее. Он никогда не унывал. Я не помню, чтобы он занудствовал или на что-нибудь жаловался. Даже чихнуть он умел с юмором: «А-А-Ап-тека!» Мы вокруг него хохотали: «Петя, почему аптека?» «Сразу стало хорошо!» – отвечал Шелохонов.
Его находчивость меня изумляла. Я даже перенял от него некоторые забавные шутки. Когда Петя забывал какое-нибудь имя или название, он смеялся: «Я тебе потом напишу!» – а смеялся он так хорошо!.. С его остроумием связаны некоторые эпизоды, которые трудно забыть.
Как-то на гастролях мы жили в гостинице Совета Министров, где в ресторане на каждом столе были таблички «Не курить!». Мы сели за стол, но официанты нас не замечали, так как мы явно не были похожи на членов Совета Министров. Петя хитро подмигнул мне: «Давай, закурим, сразу подойдут!» – и мы закурили. Мигом подлетели официанты: «У нас не курят!» «Вы говорите неправду – мы же курим!». И Петя с таким обаянием засмеялся, что официанты в ответ заулыбались и нас моментально обслужили.

Бескорыстие, преданность друзьям, забота о семье – все это были не пустые слова для Шелохонова. Он был именно таким. Свою жену Людмилу он называл «Людмилая».
Никому и никогда он не сделал ничего плохого, злого. Для него это было просто исключено. Петя был действительно, реально добрым человеком. Многое он просто дарил. Однажды на дачу ему привезли доски, очень прочные, без сучков – специальные шведские доски для отделки, тогда – страшная редкость. Я помогал ему эти доски разгружать. И Петя мне говорит: «Сделай ты нормальную дверь в своем дворце», – и дает мне несколько этих досок: «Забирай!» Получилась красивая дверь. Такие поступки были очень характерны для него, добрые дела он совершал легко, без натуги, и эта черта мне была в нем особенно дорога.

Петя – это доброта и, конечно, справедливость, причем именно чувство справедливости у него было особенно обостренным… Он всегда говорил то, что думал. Конечно, это совсем не облегчало ему жизнь, ведь в советское время правду можно было сказать только по разрешению. Крамольной правды мы и не говорили, потому что не все знали. Но если Петя видел, что руководство делает что-то, не соответствующее представлениям о честности, порядочности, он говорил все, что думал, прямо в лицо, добивался правды. Это многим, очень многим  в те времена не нравилось. И тогда Шелохонов расплачивался за свою позицию. Прямота свойственна людям совестливым и честным, таким, как Сахаров, Ростропович... По Пушкину, честный человек бывает резок, встречая ложь и обман. Если кто-то вел себя непорядочно, нехорошо, Петя мог возмущенно воскликнуть: «Да что они себе позволяют!» К сожалению, у советской власти была особая злопамятность на такие слова. А власть тогда могла все, человек же – ничего. Петя был слишком откровенен и доверчив, говорил то, что думал, напрямую, чем наживал себе врагов, которые ничего не забывали…
Но Петя не держал на них зла, он был выше, благороднее и продолжал делать добро честно и бескорыстно, всегда оставаясь неподкупным и чистым душой.

Петя Шелохонов сильно повлиял на меня и в творчестве. В этом плане я не боюсь сравнить его и Павла Луспекаева. Я начинал в БДТ, и первое сильное влияние на меня оказал Луспекаев. Это была мощная личность, мой кумир. Но после Луспекаева именно влияние Шелохонова на меня было самым серьезным. Они оба были уникальными людьми и актерами. На таких личностях и держится театр. Театр Луспекаева, Кирилла Лаврова, Петра Шелохонова, молодого Андрея Краско – это было настоящее, подлинное. Взаимодействие талантов – как переливание крови от актера к актеру, одно из главных условий того, что театр будет жить. Эта удивительная сила, таинственный процесс понятны только нам, актерам. И когда это есть – тогда на сцене во время действия можно импровизировать даже без слов, жестом, движением. Эта помощь актеров друг другу возможна только при полном взаимопонимании, когда «пуд соли вместе съеден», настолько это тонкие вещи... Одного взгляда бывало достаточно, чтобы создать свободу на сцене и вывести весь спектакль на совершенно другой уровень. Но про это никогда не напишут критики – они не побывали на сцене, не побывали «в шкуре» актера и не могут знать про эти нюансы, такие важные для нас, для спектакля.

Незабываемый спектакль «Изабелла» поставили в 1993 году Петр Шелохонов и Кирилл Ласкари. В основу спектакля легли воспоминания еврейской девушки Изабеллы, которая была узницей концлагеря Освенцим (Аушвиц) во время Второй мировой войны. Это была новая тема и новый жанр для театра. На сцене были и пантомима, и танец, и песня, и слезы, и смерть. Шелохонов вложил в эту постановку свою душу и личный опыт выживания в фашистской оккупации – он не понаслышке знал, что пережила Изабелла в концлагере. И вот они встретились в Санкт-Петербурге на премьере спектакля – Изабелла и Петр Шелохонов… Изабелла была потрясена тем, как русские актеры показали ее судьбу. Особенно мощным и выразительным был финал постановки, где Шелохонов создал метафору о подвиге и бессмертии: все погибшие узники концлагеря встают из пепла, выходят из горящих печей сквозь огонь и дым, медленно и торжественно идут в зал, и присоединяются к живым под музыку «Реквиема» Моцарта. Люди, сидящие в зале, рыдали…

Обрести свое лицо – главный смысл творческой жизни. Внешность Шелохонова давала режиссерам возможность эксплуатации его типажных достоинств: обаятельный, один из нас, простой и надежный. Все это в нем было. Но это был и внутренне богатый человек, который сыграл в полную силу более 150 разнообразных ролей в театре и кино и раскрылся как мастер - интеллектуал, тонко чувствующий все нюансы душевной и духовной биографии своих персонажей.
Открытый к жизни, он воспринимал как собственные ее боли и тревоги. Его внутреннее лицо не менялось – менялось выражение, отражая усложнение личности в ее хождении по мукам. Добрый характер обрел тона суровой нежности, сочувствия к слабым, мудрого приятия мира со всеми его несовершенствами. В его глазах, рубленых формах щек, в морщинах, строгой лепке высокого лба, отражалась, как в военных шрамах, память о достойно пройденных годах.
В театрах Ленинграда – Санкт-Петербурга Петр Шелохонов исполнял главные роли в спектаклях таких режиссеров, как Питер Устинов, Рубен Агамирзян, Игорь Владимиров. Мы работали вместе в кино и на телевидении, и я даже испытывал некоторую зависть, ведь Петя снимался в фильмах с такими звездами советского и российского кино, как Кирилл Лавров, Павел Луспекаев, Василий Шукшин, Виталий Соломин, Андрей Попов, Вера Кузнецова, Ефим Копелян, Наталья Фатеева, Сергей Никоненко, Игорь Горбачев, Елена Сафонова, и со многими другими.
Петя и Кирилл Лавров вместе снялись в 12 фильмах и дружили до конца жизни. В 90-х Петр Шелохонов был партнером таких международных звезд, как Софи Марсо и Шон Бин, в англо-американском фильме «Анна Каренина».
Он всегда отмечал, как просто и естественно проходило творческое и личное общение с известными людьми, которых он знал. И это очень характерно именно для значительных фигур, больших умов, настоящих талантов.
Ведь чем крупнее личность, тем проще человек. Таким был и Петр Шелохонов.